<tab>Дома тоже последовал скандал. В семье бравого военного не могло быть «сына-пи…пи…прости, Господи». У матери истерика, а у отца микроинфаркт. Только старшая сестра, знавшая сей постыдный факт, поддержала меня и отдала свои сбережения мне на переезд. Да профессор Нефёдов связался со знакомым в Южноуральском универе с просьбой посодействовать мне с работой.

<tab>Женьку так и не нашли: ни живого, ни мёртвого. На вокзал меня прибежали провожать мальчишки и девчонки из моего класса, не все, только те, кто не уехал на каникулы и кого отпустили родители. Они обещали писать мне «Вконтакте», клялись, что не забудут и не подведут. Кто-то даже разревелся. А я, как только нашёл угол в Челябинске, удалил свой аккаунт «Вконтакте» и в «Фейсбуке». Я удалил ненужные эмоции и привязанности, что могут возникнуть при работе с детьми: отстранённость и механичность — мой нынешний стиль преподавания. Отец и мама, конечно, меня не прокляли, свыклись, опекали меня по телефону. Из старых знакомых поддерживал телефонные и электронные отношения только с одноклассником Андрюхой Горкиным, который стал практикующим психотерапевтом в одной из частных клиник столицы. И то только потому, что вынужден был незадолго до отъезда обратиться к нему из-за бессонницы и фобии от звуков телевизора. В новом городе не заводил знакомств, не ходил в клубы, не интересовался новостями, а сексуальные потребности душил правой рукой. Зато много читал, сдал экзамены в аспирантуру, занялся немецким — короче, укрылся от мира в холодной необустроенной берлоге из букв и текстов. Этакий футлярный человек…

<tab>Я ухмылялся, давая себе такое определение, когда спешил в пятницу к Юхновичам, к болезненно футлярному человеку, к аутисту Мареку. Мне было даже интересно, какую тему он выберет для сочинения, да и напишет ли вообще?

<tab>Я оказался до тошноты педантичен. Ровно в три входил в квартиру-футляр Марека и его деятельной матери. Мальчик сидел за столом, положив руки ладонями вниз на столешницу. Готов мне внимать.

<tab>— Здравствуй, Марек, — бесполезное приветствие. — Написал ли ты мини-сочинение по литературе? Хорошо бы посмотреть на твой уровень оформления высказываний и грамотность. Я знаю, что Нинель Левановна учила тебя принципам логографа текстов…

<tab>Марек сжал губы и пододвинул ко мне неподписанную тонкую тетрадь. Неужели написал? Почерк необыкновенно красивый, с правильными соединениями букв, с ровным наклоном, без лишних закорючек, с крепким нажатием на бумагу — так пишут учителя начальных классов. В сочинении нет ни единой помарки или исправления. Текст разбит на абзацы, да и по объёму солиден, больше 250 слов, необходимых для итогового сочинения. Теперь нужно, чтобы и содержание соответствовало. Я потёр глаза, выдавая своё нежелание знакомиться с опусом молчаливого ученика, и стал читать.

<i><tab>«Футляры надёжно скрывают вещи от внешнего воздействия, защищают, уберегают. Окуляры без футляра поцарапаются и будут негодны, еда без защитной плёнки или крышки заветреет и впитает чуждый запах. По сути, футлярами являются и одежда человека, и его дом, и его маска на лице, если она скрывает личность. Но, говоря о «футлярном человеке», Антон Павлович Чехов имел в виду не просто оболочку, защищающую героя от вреда, он показывал футляр, который хоронит в себе непосредственность и свободу. Жизнь в конечном счёте. И не в конечном.

<tab>«Таких людей, как Беликов, хоронить одно удовольствие», — говорит Чехов. Почему? Герой достиг собственной гармонии — закрыт в футляр-гроб и законсервировал, умертвил всё то, что означало жизнь. Всё его существование до этого — стремление к подобной омертвелости: он надевает одежду как защитный панцирь, он преподаёт мёртвые языки, он не позволяет смелых жестов или слов, его окружают не дружеские взгляды людей, а спины коллег, которые его боятся. Беликов умер, не выдержав эмоционального потрясения от насмешки Вареньки, от действий Коваленко. Умер, и всем стало легче. Герою. Близкому окружению. Обществу.

<tab>Но Чехов тут же оговаривается, что стало легче ненадолго… Людей в футляре очень много. Нашёл своё пристанище Беликов, однако нагородили оболочек, условностей, запретов и заборов другие люди. Причём эти футляры могут быть очень разными (как и у героев других чеховских рассказов). Нужно ли вырываться из футляров?

<tab>Напротив моих окон стоит дом. Из-за него вид из окна неинтересный. Но, выглядывая из своего футляра, я познакомился с одной семьёй. Это муж и жена. Я так думаю. Он много старше: высокий, широкоплечий, большерукий, с неприятным простоватым лицом. Некрасивость лицу придают слишком близко посаженные глаза, большой нос и нарочито прилизанные чёрные волосы. Где он работает — непонятно, да и график несистемный. Он делает по дому всю работу: и мелкую, и самую тяжёлую, и грязную. Потому что его жена — инвалид. Она плохо ходит, это делает её печальной и бледной. Она молода очень. И красива. Но болезнь сделала черты её лица угловатыми и вымученными. Очевидно, болезнь точит и её психику, так как чаще всего она сидит в своём кресле с раскрытой книгой, но не читает. Она не смотрит телевизор, не слушает музыку, не выбирает наряды. Её наряжает муж. Он старательно горячими щипцами вьёт ей русые локоны, сосредоточенно кусая губы, красит ей ресницы и рот, наряжает её в платья, которые сам и покупает. А потом бережно берёт её на руки и выносит на улицу. Погулять. Но это бывает очень редко и очень поздно, когда во дворе уже никого нет. Но даже тогда летний воздух и звуки не делают её счастливой. Ни на йоту. Она не улыбается.

<tab>Мои заочные знакомцы по окну напротив живут в футляре. К ним никто не приходит, не бывает ни врачей, ни друзей, ни родственников. Окна одной из комнат всегда плотно зашторены, невиден даже свет. Может показаться, что этим двоим достаточно друг друга, но нет. То, что их связывает, никак не любовь и не сострадание. Девушка иногда плачет, а мужчина раздражается. Бывают дни, когда жена не выходит из закрытой комнаты вовсе. Она в футляре, как муха в банке. И мне кажется, что в гробу она будет улыбаться.

<tab>Мужчина тоже в футляре, хотя и выходит на улицу. Я это вижу. Его оболочка даже сильнее и крепче. Ни с кем во дворе он не перебросился даже словечком… Его походка, его зыркание глазами как бы говорят: «Кабы чего не вышло…» И жизнь в этом совместном футляре делает их обоих мертвецами при жизни. Но если у Чехова причиной «футлярности» является пошлость и плебейское низкопоклонство, то у этой семьи напротив нечто другое. Возможно, страх?»</i>

<tab>Перевариваю. Почему-то вспотели руки. Я понял, что Марек ждёт оценки: он впервые посмотрел на меня! И я не смог выдержать взгляд — требовательный и безучастный одновременно. Надо что-то сказать… Может, писал не он? Эти несвойственные юношам слова: «окуляры негодны», «он много старше», «заочные знакомцы», «плебейское низкопоклонство». Это пристрастие к парцелляции и инверсии?. Но главное: что за пример? Подсмотренная чужая жизнь, домысленная и сворованная трагедия?

<tab>— Э-э-э… Марек, буду откровенен. Это не то, что надо. Начал за здравие, окончил… — отвернувшись к окну, медленно начал я. На подоконнике стоял бинокль. Вот ведь мелкий любопытный аутист! Вытаскивает свой веснушчатый нос из норы, чтобы жить чужой жизнью. Впрочем, нужно анализировать. — Э-э-э… С точки зрения грамотности твой текст хорош, ты не боишься использовать деепричастные обороты, сложные конструкции предложений. Но… Содержание… Ты ушёл от темы. Нужно было остаться в контексте чеховских рассказов. Пример с семьёй из дома напротив неудачен и даже аморален. Во-первых, их трагедия — инвалидность жены — вполне понятный и очень интимный повод отгораживаться от общества. Чехов же говорил о социальной футлярности… Во-вторых, ты очень категорично выносишь диагноз их отношениям. Но ведь они за стеклом и даже за двумя стёклами. Ты не знаешь их историю, не слышишь, о чём они говорят, да и видишь только одну комнату, как я понял. В-третьих, ты задаёшь вопросы и не отвечаешь на них. Вот здесь! Нужно ли вырываться из футляров? Ты не дал ответа. И даже не попытался рассуждать об этом. И есть ещё один момент: нет в сочинении твоей личной позиции. Может, это и неплохо, что человек надевает футляр? И пусть она будет — эта омертвелость! Хоть в смерти счастье… — тихо хмыкнул я. Марек, как и ожидалось, не отвечал. Он опять смотрел мимо. — Давай сегодня мы займёмся как раз средствами выразительности в тексте. Я расскажу тебе о выразительных средствах фонетики и лексики. Это поможет оформлять мысли на бумаге более сочно и манко. А на литературе как раз будем применять эти знания. Но давай договоримся: не нужно больше описывать своих соседей, бери примеры из литературы, из истории, в крайнем случае — из кино. Хорошо?